Мученичество Святого Лаврентия, 1567
|
|
Благовещение, 1562-1565
|
|
|
Троица во Славе, 1552-1554
|
|
|
|
Похищение Европы, 1559-1562
|
Никола Поцца. «Тициан Вечеллио»
Новые записи в «домашней книге»
Тициан отнюдь не делал вид. На него действительно частенько находила дрема. Осенний свет резал глаза. В такие минуты ему хотелось возвратиться в Пьеве, вдохнуть свежий воздух, посмотреть, как работают помощники, расписывая фресками местную церковь. Близ реки Пьяве возле Лиманы дорога уходила в дремучий лес, где росли мох и папоротник с плющом, обвивавшим стволы дубов и куда редко проникали солнечные лучи.
Неудержимо хотелось оказаться там, вдохнуть густой запах прелой травы, побродить по окрестностям. Ах, какие дивные уединенные места! Для мучений Марсия лучше не придумать.
Страда отобрал несколько рисунков, тут же заплатив деньги. Потом он заговорил о картинах, которые до той поры никого не интересовали: об эскизах к «поэзиям» для Филиппа II и о наброске к картине для Аконны. Он предложил двести пятьдесят дукатов за «Зевса и Аптиону», по Тициан был тверд в своем намерении отослать эту работу в Мадрид.
- А сколько лет уже Филипп II не платит вам пенсии? - спросил Страда.
Тициан прикрыл слезящиеся глаза:
- Я сообщил ему в письме месяц назад, что не могу добиться векселя на неаполитанское зерно, что умоляю его не медлить долее с вознаграждением и освободить меня от налогов во имя моего глубочайшего уважения к светлой памяти императора.
- В таком случае желаю вам, чтобы испанский король поторопился, потому что вы сами, как я погляжу, не торопитесь отстаивать собственные интересы. Чем вам нехороши мои дукаты? Не лучше ли синица в руках, чем журавль в небе?
- Да, но я уже обещал.
Прикрыв веки, он устало откинулся на спинку кресла.
- Вам небезынтересно будет прочитать, - заметил Страда, - что пишет о вас Вазари.
- Прочту, прочту, - ответил задремавший было Тициан. Вялое оцепенение покидало его спустя некоторое время после обеда. Он выбирал наиболее волнующую его в этот момент картину, но начинал работать не сразу, а бродил по мастерской, выжидая, пока образ всплывет из глубин воображения и примет отчетливый облик.
Он приближался к «Святому Себастьяну», наносил своими высохшими стариковскими пальцами фиолетовую краску, проделывал ногтями голубоватые царапины на густой зелени леса.
Все его помыслы были обращены на холст «Аполлон и Марсий», стоявший на мольберте. Один только Доменико, который на закате солнца обычно просил разрешения войти в мастерскую, был способен понять смысл этих красновато-желтых пятен, подлинное значение этих мерцающих красок, и Тициан прислушивался к словам помощника, хотя и не всегда мог уследить за всеми витиеватыми и выразительными оборотами его речи.
Доменико решил попытать счастья в Риме. Ему сказали, что там возрождалась живопись. Кончилось время пап и кардиналов; тон задавали религиозные ордены. Церкви и часовни нужно было расписывать заново согласно новым указаниям Собора. Новые живописные образы были призваны укрепить веру, восславить чистоту души, покорность и милосердные деяния новых великомучеников, которых церковь приносила в залог во имя торжества Христа.
Святой трибунал был готов оградить единого в трех лицах бога от лютеранских поношений.
Тициан не стал возражать. Он слушал Доменико, словно священника, совершающего молитву на новом языке, и с сомнением прикрывал глаза. В Риме миниатюрист монсиньор Кловио должен был представить Доменико кардиналу Алессандро Фарнезе; говоря об этом, Тициан перешел на шепот и умолял молодого человека вести себя с осторожностью лисы, заметившей капкан.
Доменико уехал.
В конце ноября 1570 года дождливым утром покинул свой дом и Якопо Сансовино. Гроб с его телом вынесли из дома, и процессия, состоявшая из учеников, которые шли, надвинув на лица капюшоны, и мраморщиков из его мастерской, закутанных в насквозь промокшие накидки и рясы, медленно двинулась по направлению к церкви Сан Бассо.
При известии об этом Тициан испытал потрясение, будто внезапно грянул зловещий громовой раскат. Он как бы окинул взглядом прожитую жизнь и укрепился в своем подозрении. Его час еще не пробил, но нужно было уже теперь принять кое-какие меры. Прежде всего переговорить с церковью Фрари. Однако новый сюжет - «Тарквиний, нападающий на Лукрецию» - для Филиппа II целиком завладел его воображением. Он сделал несколько набросков в альбоме и заснул.
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
|