Любовь земная и Любовь небесная, деталь, 1514
Адам и Ева, 1550

	Любовь земная и Любовь небесная, деталь, 1514
	Диана и Актеон, 1556-1559

Дом Аретино на Большом канале смотрел на мясные и рыбные ряды, на белый палаццо Камерлинги. Дом стоял по левую сторону Немецкого подворья и возвышался над одним из лучших районов города, где расположен мост Риальто.
Покинув Маытую, Аретино не желал жить отшельником. Утомленный деревенскими дорогами, равно как и дворцом Гонзага, он подыскал себе жилище в самом центре Венеции, где кипела светская жизнь.
Окна долга писателя выходили на площадь и на канал Сан Джованни Гризоетомо. До комнат доносились гортанные выкрики, свист и говор людей, которые толпились на мосту Риальто, выскакивали из барж на берег или выгружали из широких лодок фрукты, зелень, чаны с живой рыбой, выловленной в лагуне.
Аретино разместил в комнатах и зале прибывшие из Мантуи вещи: большие шкафы с одеждой, ящики с бельем, столы, стулья, книжные шкафы, которые он возил за собой из города в город, всякую утварь и безделушки, полученные в дар от знатных синьоров, ящики и мешки. Рукописи он сразу же разложил по своим местам в специальном сундуке с двадцатью четырьями отделениями. Лишь постель пришлось приобрести в Венеции, поскольку именно здесь умели по-настоящему делать мягкие перины. Он мечтал о роскошной постели, где можно предаваться любовным утехам и безмятежному отдыху. Понадобились новые простыни, и он приказал Менико, своему венецианскому слуге, купить лучшего бомбазина.
Домовладелец Боллагги, у которого снял квартиру этот знаменитый и наводивший на всех страх писатель, заботливо помог ему развязать веревки, расставить вещи, развешать портьеры, а вечером Аретино созвал друзей, знатных господ и дам. В его доме собрались нотариус и прокуратор Маффео Леони, весельчак Серена, приводивший в восторг забавными рассказами о венецианских семьях Пьерину и Катеринетту, Франческо Мочениго и знатная дама Джакома, Франческо Марколини, который снабжал друзей не только новинками своей печатни, но и гораздо более вкусным товаром с собственных огородов в Маламокко: зеленью и овощами, черешней, клубникой, абрикосами и мускатными грушами, связками инжира, белым и красным виноградом. Именно Марколини как-то сентябрьским днем после обеда привел Тициана в дом писателя.
Бурно и громогласно, с какой-то чрезмерной пылкостью приветствовал его Аретино.
Тициан, предупрежденный Бастьяно Лучани и Марколини о коварстве этого человека, силился напустить на себя беззаботный и безразличный вид. Аретино же, все более распаляя себя, пустился превозносить картины Тициана, виденные им в Ферраре, то и дело обращаясь к Марколини и призывая его присоединиться к похвалам. Когда уселись в гостиной, Аретино подозвал Менико:
- Теперь самое время отведать вина, что прислал нам граф Манфредо ди Коллальто. Принесите-ка две бутылки.
Тициан видел перед собой беспокойные глаза, крупные ноздри, мясистое лицо с плотоядным выражением губ, утонувших в рыжей бороде, незаметно изучал массивную фигуру и пухлые руки с короткими пальцами. Исполненные важности движения Аретино были агрессивно-медлительны, в то же время в них ощущалось проворство старого льва, готового нанести удар когтистой лапой или немедленно проглотить все что заблагорассудится.
Первое впечатление от облика Аретино прочно осело в памяти Тициана. Даже потом, когда, сделавшись друзьями, они стали общаться друг с другом на короткой ноге, насколько это было выгодно обоим, его образ оставался неизменным для художника.
Аретино открыл причины, заставившие его покинуть Рим и переселиться сначала в Мантую, а потом в Венецию; рассказал о днях, проведенных в Говерноло на По, у смертного одра своего друга Джованни далле Банде Нере, который в столкновении с ландскнехтами получил два ранения в ногу и умирал от гангрены.
Джованни согласился на ампутацию ноги лишь после того, как, придя в полное сознание, увидел собственными глазами свою гниющую конечность. «Отрежьте немедленно!» - вскричал он. Хирурги запалили факелы, расстелили белые простыни и привели восьмерых мужчин, чтобы держали пациента. Вооружившись пилой, они приготовились ампутировать ногу ниже колена, когда Джованни вдруг заявил, что и двадцати солдат не хватит, чтобы удержать его. Еще он потребовал, чтобы принесли свечу и чтобы ему было видно, как режут ногу. Я бежал от этой сцены, рассказывал Аретино, как вдруг слышу - меня зовут. «Я исцелен», - проговорил Джованни и указал на отрезанную ногу. Потом он уснул. За два часа до рассвета, терзаемый угрызениями совести, он стал кричать, что более, чем смерть, его мучает мысль о том, какими болванами показали себя его солдаты. Он пригласил к себе герцога Урбинского, составил завещание и просил герцога выполнить его. Родным и близким он отписал тысячи скудо, оставив несколько монет на собственное погребение. Затем потребовал исповедника. «Падре, - сказал он, - я жил по-солдатски и не хочу лгать перед смертью: каждый может стать моим исповедником, потому что я не совершал низких поступков. Верю, что именно этим послужил богу».

стр 1 » стр 2 » стр 3 » стр 4 » стр 5 » стр 6 »

Рекомендуемые сайты:

• 

Никола Поцца. "Биографическое исследование жизни и творчества Тициана Вечелио". Содержание