Распятие, 1555
|
|
Взятие Христа
под стражу, 1575
|
|
|
Распятие, 1558
|
|
|
|
Бичевание
Христа, 1560
|
Никола Поцца. "Тициан Вечеллио"
Женитьба Тициана
Дзуан Поло был в накидке из золотой парчи, а знаменитый Рудзанте вышагивал в какой-то длиннополой одежде, богато расшитой на груди и на рукавах. Шествие возглавляли крестьяне. Они распевали куплеты и несли грабли, заступы и мотыги; еще несколько человек дудели в трубы и дудки. И пока мы обходили площадь, в окнах зажигался свет, люди бросали нам пригоршнями конфеты и аплодировали. Рудзанте. при виде толпы зрителей залез на какое-то возвышение и продекламировал «Сон крестьянина». Вокруг стоял хохот; дудки не умолкали.
Тогда Марко Молино, чьи окна выходят на площадь, послал за нами.
Нас проводили в большой зал, где на столах стояли блюда с печеньем и всякими сладостями. Там собралась знать: и Доменико Дзордзи и Марко Гримани; наши женщины танцевали с ними, а девушки стояли в сторонке, скрываясь под вуалями. Сейчас повсюду только и разговоров, что о карнавале. И каждый норовит прибавить от себя какую-нибудь непристойность...
Тициан рассеяно слушал.
- Прокуратор Марко Молино, - продолжал Бастьяно, - подошел к Дзуану Поло и говорит: «Не покажете ли одну из ваших момарий?» Тогда Дзуан Поло взял под руку Рудзанте и о чем-то с ним пошептался. После этого они вышли на подмостки в глубине зала и показали на простонародном языке сцену с Билорой, который приезжает в Венецию, столкновение с Менато и милость Ню и. Публика почти не смеялась: в Рудзанте столько печали...
- Ничего себе, - ответил Тициан. - Слушаю вас и думаю: неужто Бастьяно вновь меняет ремесло? Значит, забыты папские буллы с печатями, и мой друг лицедействует. Признайтесь, Бастьяно, что вас всегда тянуло на сцену?
- Нужда заставляет, - нехотя ответил Лучани. - Впрочем, не вижу здесь ничего предосудительного. Может быть, из меня получится более удачливый актер, чем художник... И дрязг поменьше.
- В Венеции говорят, - продолжал Тициан, - что вы воевали с Рафаэлем до самой его смерти и заварили такую кашу, что его друзья подняли неимоверный крик.
- Эту картину, которую собирались повесить напротив «Преображения», заказал мне сам папа. Кардинал Медичи собственной персоной приезжал передать его просьбу.
- Знаю. Вы в прошлый раз рассказывали.
- Но крик-то поднял сам Рафаэль со своими подмастерьями: ходил, понимаете ли, по городу, рассказывал чудовищные небылицы о моей живописи и поливал меня грязью, словно иудея какого-нибудь, - с горечью сказал Бастьяно. - В злобе он науськивал на меня своих негодяев Джулио и Пенни. А однажды ни с того ни с сего говорит: «Бастьяно, расскажите-ка про Джорджоне из Венеции, который умер от чумы, и про этого деревенского умельца Тициана, что работает в мастерской Пальмы».
Тициан и не подозревал, что друг нарочно сочиняет всю эту историю.
- Ля ему в ответ: «Этот деревенский умелец всех вас заткнет за пояс. Когда на его сцене откроется занавес, держитесь крепче, чтобы не упасть». Вам бы, Тициан, жить в Риме. Сами знаете: сегодня в почете одно, завтра - другое. Люди, в сущности, гораздо хуже, чем их задумал Господь. Раз так, пусть все идет своим чередом. Видели бы вы эту рафаэлевскую компанию, когда пахнет крупным заказом: бесстыжие богохульники, развратники, берут кардинала измором. А почему кардинал Медичи не может заказать мне картину, например, для собора в Нарбонне?
- И вы живете среди всего этого бесчестья? - изумился Тициан.
Лучами понурил голову.
- Я живу в Риме, - ответил он, - потому что там Микеланджело и там были Рафаэль с Браманте. В Риме новые идеи, они сталкиваются, и становится понятно, по какой дороге идти.
- Не только в Риме, - сухо заметил Тициан.
- Правильно. Идеи появляются и здесь. Но к папскому двору они стекаются со всего мира; именно там замышляются великие деяния и деньгам нет счета. Художник стал орудием славы, и папа считает за честь лицезреть на портрете свое изображение. Здесь, в Венеции, множество купцов, поднаторевших в делах, умеющих покупать и продавать товары; здесь есть моряки, искушенные в битвах с турками, и хитроумные магистраты. Но никто, даже его светлость, при всем уважении к нему, не блещет гением и поистине великими идеями.
Монастыри и семинарии живут милостыней. Пока допросишься дуката, изойдешь кровавым поносом.
Молчание.
- Боюсь, утомил я вас болтовней, - вдруг опомнился Бастьяно Лучани. - Расскажите-ка лучше о себе. Как ваш недуг?
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
|
