Распятие, 1555
|
|
Взятие Христа под стражу, 1575
|
|
|
Распятие, 1558
|
|
|
|
Бичевание Христа, 1560
|
Никола Поцца. "Тициан Вечеллио"
Венецианский театр
Среди присутствующих Тициан узнал Рудзанте, его друга Менато и Кастеньолу, который исполнял «Реплики» в Каннареджо.
К ним подошел Парис, рассыпаясь в приветствиях.
Представление неожиданно началось барабанной дробью. Народу было очень мало. Гости сидели в разных местах темного сада, и Тициан догадался, что все они были свои в этом доме и уже наверняка видели спектакль...
С некоторых пор по воскресеньям после обеда он стал приходить в мастерскую и сидеть там в тиши и одиночестве среди полотен. В душе воцарялся покой.
Полотна Джорджоне возвратились к своим владельцам, и Парис со всеми его дерзостями и неуемными запросами ушел наконец в другую мастерскую.
Тициан закончил две работы для Альфонсо д'Эсте, к которому он никакого уважения не испытывал, называл про себя бомбардиром за маниакальное пристрастие к пушкам, однако ценил его покровительство. Теперь, когда этот трудный, потребовавший полной отдачи сил заказ был выполнен, и «Праздник Венеры» с «Вакханалией» заняли свои места в феррарском кабинете Альфонсо, Тициан мог позволить себе предаться воспоминаниям о том, как, сидя сАриосто у камина, он слушал проникновенный рассказ друга о заимствованных у Филострата сюжетах для обеих картин.
Тогда же, повинуясь внезапному вдохновению, он сделал несколько набросков в альбоме, однако по приезде в Венецию занялся неотложными делами и полотнами, которые должны были принести ему славу.
Альбом с набросками лежал в шкафу. Наконец он вспомнил о них, хотя и с чувством раздражения: что нужно было этому высокомерному герцогу? - и попросил Бембо напомнить ему сюжет Филострата. Так родились обе сцены. Теперь же, когда все было позади, постепенно стирались в памяти обнаженные тела, фигуры женщин и амуры, словно собравшиеся, как во сне, на веселый праздник под открытым небом.
Предстояло убедиться, заплатит ли ему герцог достойно своего истинно герцогского величия, для чего Тициан с актерским красноречием написал ему о вдохновении, которое испытал в поисках совершенных форм и теплых красок, о своей работе над пейзажем с облаками. Пришлось упомянуть и о том, что после кончины римлянина Рафаэля никто лучше Тициана не мог изобразить подобную сцену.
Перед отъездом в Пьеве Франческо долго записывал в «домашнюю книгу» свои соображения о делах мастерской, а также все приходы и расходы, и делал это столь старательно, что, казалось, собирался не меньше чем в крестовый поход, не надеясь больше возвратиться в Венецию. Он заказал у Тасси место в почтовой карете до Пьеве и ранним утром с нехитрым скарбом в руках покинул дом брата. Путешествие принесло ему радость и облегчение. Карета миновала Че-недские холмы и поползла наверх, в горы. Позади осталась светская суета, и вместо этого возникло ожидание Пьеве как лучшего в мире уголка, где текла настоящая жизнь и куда он возвращался по милости божьей.
На следующее утро после своего приезда Франческо уже рубил дрова для камина и аккуратно складывал их в поленницу под навесом, набирал в колодце воду и носил ее на кухню. Словом, стал добрым работящим помощником своим сестрам - Ореоле и Катерине, а главное, расстался с солдатскими замашками, вновь обретя давно забытый покой и душевную ясность.
Ему доверили самые трудные и ответственные дела по дому, и он с гордостью отмерял муку, всыпал ее в квашню, замешивал на теплой воде тесто, мочил сухари для закваски. Еще затемно он разжигал в печи огонь и деревянной веселкой отбивал тесто, которое постепенно набухало, делалось бархатистым. Пахло дымком от пылавших в печи поленьев; он подбрасывал еще.
Продолговатые куски теста белели на столе. Брезжил рассвет за окном. Небо в направлении Транего понемногу светлело. Звезды сделались сначала бесцветными, водянистыми, а потом и вовсе угасли, как свечи от дуновения ветерка. Франческо вышел во двор. Подняв глаза к небосклону и медленно обведя его взглядом с востока на запад, к темневшим в бесконечной дали горам, он не нашел уже ни одной звездочки. Каждый раз, когда Франческо глядел в небо, сердце его переполнялось неизъяснимым чувством; возникало по-христиански простое понимание самого себя. Вокруг стояла глубокая тишина, в которой едва различим был шелест листвы на деревьях, словно журчание воды среди камней.
Послышались гулкие удары колокола. Франческо перекрестился и, возвратившись к печи, переворошил пылающие дрова, чтобы скорее прогорели. Затем выгреб угли, очистил под и подошел к окну взглянуть на горные вершины в первых лучах солнца. Глаз невольно подметил голубизну неба и нежный розовый отблеск на скалах.
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
|