Любовь земная и
Любовь небесная,
деталь, 1514
|
|
Адам и Ева, 1550
|
|
|
Любовь земная и
Любовь небесная,
деталь, 1514
|
|
|
|
Диана и Актеон,
1556-1559
|
Никола Поцца. "Тициан Вечеллио"
Аретино в Риальто
Вынув по этому случаю на свет божий и освободив от пыли и паутины старые полотна, он не без удовольствия вновь взглянул на «Саломею», «Флору», «Святое семейство с кроликом», написанное для Чечилии, «Прелестную кошку» и портрет Винченцо Мости. Наконец, огляделся вокруг и удовлетворенно вздохнул. Ему даже почудилось, что все эти вывешенные и выставленные работы напоминают вместе декорацию для какого-нибудь спектакля. Хотелось сказать: «Моя живопись перед вами. Вот. Эти картины - моя речь, мой язык; словесные объяснения излишни. Говорить будете вы, а я пока помолчу».
Аретино не сможет не согласиться с ним хотя бы в этом: что каждый по-своему говорит о самом сокровенном. Вопрос в том, как он это делает.
Едва вступив в мастерскую, Аретино целиком заполнил ее собою. Широко и тяжело шагая по просторной комнате, он останавливался перед картинами на нужном расстоянии и то щурил глаза, то прикрывал их рукой с видом знатока, то запускал пальцы в бороду.
- Божественная женщина, - пробормотал он перед «Прелестной кошкой», очарованный исходящим от полотна светом. - Завидую вам!
Впервые видел он в живописи то, что мечтал увидеть: фигуру, сотканную из света. Исчез рисунок, который разграничивал форму и пространство. Это было подлинное новшество в живописи.
Аретино вспомнился мартовский полдень, когда, очутившись впервые в Венеции на центральной площади, у двух колонн возле самой воды, он увидел уходящую вдаль водную гладь между монастырем Сап Джорджо и оконечностью таможни и поднял глаза к облачному небу. Тогда у него даже не возникло вопроса, откуда берется особое, присущее этому городу сияние. В Венеции сливаются вместе два света, неустанно повторял он про себя, радуясь сделанному открытию, один от неба, другой от воды. И вот Тициан уловил эту особенность и перенес ее на полотно.
- Как вам повезло, - наконец сказал он Тициану, который следовал за ним от картины к картине; и поскольку художник, ошарашенный столь искренним проявлением чувств, не мог выговорить ни слова, продолжил: - Я говорю, вам повезло, ибо вы видите и пишете то, чего никто другой не видит. Рафаэль бы позавидовал.
Они подошли к его рабочему столу. Аретино уселся напротив Тициана.
- Говорите, говорите, - попросил его художник, а сам уже разыскивал на столе чистую бумагу. - Не обращайте на меня внимания. Я воспользуюсь вашим присутствием, чтобы сделать набросок.
Аретино при этих словах вновь почувствовал себя величественным и всемогущим; вспомнил о своем пурпурном одеянии и принял позу солдата.
- Продолжайте, говорите же!
И поскольку Аретино не нужно было долго упрашивать, Тициан быстрыми штрихами обозначил на листе бумаги глаза со взъерошенными бровями, волосы, бороду. Жирными линиями выделил пряди волос и провел тонкую линию между губами. Сильно выступающая вперед нижняя челюсть придавала лицу писателя жестокое выражение. Из-под волос выпирало большое ухо с толстой мочкой.
- Пожалуйста, говорите и чувствуйте себя как можно свободнее, - попросил Тициан. И подумал с гордостью: «Этот лист бумаги увековечит вас таким, какой вы есть. - Он нашарил тонкую кисть, пососал ее. - Сделаю вам пунцовую одежду. Не сразу, правда; нужно еще подумать. - Он сплюнул слюну вперемешку с бистром и, вновь пососав кисть, принялся работать полутонами. - Вот мы и познакомились поближе. Как знать, может быть, нам суждено сделаться компаньонами в делах и мы станем выкачивать деньги из князей и его святейшества.
Такой человек, как вы, весьма полезен, чтобы держать подальше наглецов с их кознями. Сделаю вас крупным и внушительным, молодым; женщины станут любить вас еще больше, искать вашей любви, бредить вами».
Тициан недооценивал способностей и предприимчивости Аретино. Тот обладал могучей хваткой в делах, чего ему самому недоставало, потому что художник ценил живопись более денег. Когда его воображению являлись фигуры, он стремился немедленно перенести их на полотно, и делал это с таким страстным нетерпением, с каким женщина разрешается от бремени.
Он вовсе позабыл о том, что приор братства Сан Джованнн-э-Паоло, Джакомо де Перго, втянул его в этот фарс соперничества с Пальмой и Порденоне, вдобавок потребовав, словно от ученика, эскиз «Мученичества». И поскольку Тициан был в превосходном расположении духа (к тому же вся история с эскизом была задумана, чтобы ошеломить соперников), ему вспомнилось, как в тот день, превозмогая лихорадку, он листал альбом с набросками Вальбеллуны.
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
|
