Святой Себастьян 1574-1575
|
|
Сизиф, 1548-1549
|
|
|
Святой Иоан Баптист в отшельничестве, 1541-1542
|
|
|
|
Венера Урбино, 1538
|
Никола Поцца. «Тициан Вечеллио»
Месяцы в Аугсбурге
Уходя, Карл V просил его работать быстро и вскоре пригласить взглянуть на конный портрет. Вместе с тем он дал художнику новое поручение. В марте прибыл пострадавший от императора великий курфюрст Фридрих, человек с гордой осанкой, с большим животом и шрамом на щеке. Он сидел в небрежной позе на широкой обитой кожей скамье, говорил мало, хотя и отличался зычным, как труба, голосом. Предстояло выполнить его портрет. Будучи пленником, он, по его же словам, оставался князем, и Карлу V надлежало возвратить ему Саксонию. Карл же начинал сомневаться в значении своей победы при Мюльберге, понимая, что она ничего не принесла. Побежденные саксонцы не изменили своих убеждений и оставались верны учению Лютера.
Латинянин, и тем более испанец, не мог править их землями. С другой стороны, нельзя было допустить, чтобы столь знатный, благородный человек, каким был император, позволил кучке церковников сбить себя с пути истинного. Не мог же он, в самом деле, поверить болтовне Тридентского собора.
Тициан признавался, что ничего не понимал в лютеранстве. Кругом только об этом и говорили, а он работал себе среди всех этих людей и покачивал головой. Ему не хотелось огорчать курфюрста Фридриха, оказавшегося приятным, обходительным человеком, который без устали расспрашивал о Ферраре, о Ренате Французской и был прекрасно осведомлен об обычаях города.
- И я подумал, - продолжал Тициан, - что вы, друг мой, - он обратился к Аретино, - никогда не рассказывали нам о Лютере, о Меланхтоне, курфюрстах и расправах над крестьянами. Владея столь обширными познаниями обо всем на свете, вы никогда не упоминали о войне между немцами и церковью.
Аретино рассмеялся. Даже если бы речь шла о настоящей войне на полях сражений, зачем обязательно говорить об этом? Он и в Венецию-то перебрался, так как Венеция держится в стороне от этого кипящего котла; здесь не торгуют религией заодно с маслом, вином и пшеницей. Наконец, что за нужда Тициану знать, каков исход войны между папой и немцами? Разве это поможет ему творить с еще большей красотой и блеском?
Разумеется, нет, говорил Тициан. Однако, имея более глубокие познания о религии, ему не пришлось бы то и дело попадать впросак и ломать голову над тем, как угодить прихотям властителя, который, судя по всему, страдал, запутавшись в своем отношении к богу, боялся ада и не сомневался, что попадет туда. Порой в страхе он посылал верных людей за советами к своему капеллану. И никому не доверял безоговорочно. Хотя, впрочем, доверял лишь одному: неграмотному слуге по имени Адриан - самому хитрому из всех, кого Тициану доводилось встречать. Тот все знал об императоре.
Тогда же придворные монарха проводили в «светелку» сестру Карла Марию, вдову венгерского короля. Тициану надлежало сделать портрет этой женщины, бледной, сухощавой, чрезвычайно красивой, с лицом, хранившим печать страданий. На ней было домашнее монашеское одеяние, и во время своего первого визита к художнику она, сидя перед ним, держалась гордо и независимо, однако с беспокойным любопытством следила за тем, как Тициан работает, словно боясь, что тот сумеет разгадать некую тайну. Впоследствии Тициан узнал, что она пела себя так, потому что видела перед собой что-то новое, доселе неизвестное. Взглянув на набросок портрета, королева произнесла несколько вежливых слов.
Она никогда не расставалась с книжечкой в красной обложке, написанной и напечатанной, по ее словам,
в Венеции неким Эразмом 40, который своей мудростью навлек на себя громы и молнии римской церкви, презрение и ненависть протестантов. Ей тоже хотелось услышать побольше новостей: о Вероне, Ферраре, Венеции, о художниках и золотой мозаике Сан Марко; ее интересовало, правда ли то, что купцы торгуют картинами Джамбеллино, Леонардо и Рафаэля. Тициан подробно рассказывал все что знал. Потом Мария попросила разрешения взглянуть на портрет Иоганна-Фридриха. Князь, как она сказала, был гордым, упрямым и справедливым человеком. Он не отступил перед угрозами епископа Гранвеллы, когда тот от имени императора потребовал, чтобы Фридрих оставил лютеранскую веру.
Не поддавшись на льстивые уговоры, Фридрих расстался с посланником, попросив передать Карлу V, что лишь тот, кто готов во имя веры поступиться собственными благами и жизнью, достоин именоваться христианином. «Я, - говорила королева Мария, - присутствовала при том, как епископ Гранвелла докладывал Карлу о результате своих переговоров с Иоганном-Фридрихом». Императора обуяло необычайное волнение. Было видно, что он начинал сдаваться перед таким упорством немцев, тем более что сам Гранвелла не скрывал восхищения «Loci communes» Меланхтона. «Мне гак хотелось, - продолжала королева Мария, - просить императора, чтобы позволил наконец немцам молиться богу по их канонам».
Потом из отдельных высказываний Карла ей стало ясно, что истины, провозглашенные римской церковью, огорчили и разочаровали его своей неубедительностью. Вселенский собор в Триенте был не в состоянии извлечь их из глубокой, вязкой трясины, чтобы просушить на солнышке. Евангелие, по мнению Эразма, было книгой воинствующей, поскольку призывало изменить старые законы, уничтожить древние привилегии, перевернуть существовавшие в веках отношения между слугой и хозяином. Оно несло с собой добро, мир и счастье всем людям. Римская церковь, напротив, стремилась возродить церковную иерархию и порядок продвижения священнослужителей по карьерной лестнице, создать новую литургию и вновь учредить суд инквизиции.
Со своей стороны, немцы высмеивали римскую церковь за все эти обряды и церемонии, и если бы император захотел оружием заставить их признать папу наследником апостола Петра, ему пришлось бы всех умертвить.
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
|