Мученичество Святого Лаврентия, 1567
Благовещение, 1562-1565

	Троица во Славе, 1552-1554
	Похищение Европы, 1559-1562

Дон Антонио Капоморо был не слишком образованным, но зато честным, уважающим себя священником и сознавал свой долг. Как-то вечером он зашел к Тициану и без долгих предисловий все ему откровенно рассказал. Он сообщил, что Помпонио глумится над саном и верой, за что попал в списки трибунала инквизиции. Он тайно сожительствует с некоей вдовой по ту сторону Риальто, и Совет Сорока уже обратил на него внимание. Его не трогают единственно из уважения к знаменитому отцу. Дон Антонио Капоморо настоятельно посоветовал Тициану призвать сына к ответу.
Такие новости, отвлекавшие от живописи, всегда вызывали в нем растерянность. И теперь хотелось решительно покончить с этой историей и больше о ней не вспоминать. Аретино, разумеется, нечего было просить о помощи. На память приходили увещевания Орсы; вспомнилось, как она со своей чуть презрительной усмешкой спрашивала: «Вы уверены, что из него выйдет честный священник? Вы с ним говорили?» Тициан злился: «О чем с ним говорить? Церковь должна гордиться, приняв моего сына в свое лоно. Я прошел сквозь каменные стены, чтобы добыть для него бенефиций, чтобы он не стал служкой при глупом пастыре, а мог свободно постигать науки, которые откроют перед ним карьеру».
Орса посмеялась тогда, но смешного было мало. Он-то знал Помпонио и смотрел далеко вперед, когда написал герцогу в Мантую, чтобы тот перевел на его, Тициана, имя бенефиций в Медоле: хотел самолично вести дела и держать в поле зрения доходы. Впоследствии живопись и поездки вынудили его поручить все дела, в том числе денежные, Помпонио, который очень скоро стал жаловаться на слишком скромные суммы и требовать, чтобы отец доплачивал ему изрядное количество дукатов.
Тициан позвал Орацио и с негодованием поведал ему о Помпонио и о том, как тот надругался над саном. Ему хотелось, чтобы младший сын был свидетелем возмущения отца. Он посвятил его в тайну запретных отношений Помпонио с вдовой и, недобро усмехаясь, приказал разыскать брата. Необходимо было как можно скорее переговорить с ним. Но тут же раскаялся, что посвятил в эту историю Орацио, который непременно проболтается Лавинии: они были очень дружны. Словом, неприятности сыпались одна за другой. Потом вспомнил, что уже несколько месяцев не приходило известий от императора, и вызвал в мастерскую его посла.
Франческо де Варгас поспешил в Бири. Напустив на себя обычную испанскую важность, он повторял, что не имеет никаких известий касательно денег от своего дражайшего монарха; с глупым видом разводя руками, как это делают люди, чья жизнь сплошные слова, он призывал Тициана к терпению. У монарха, мол, много дел. Тициан на своей стремянке стискивал зубы, чтобы не вырвалось: «А известно ли монарху, что хлеб нужен каждый день?» Того и гляди могла разыграться буря. Он в третий раз терпеливо повторил, что его величество несколько лет тому назад положил ему двести скудо ежегодной выплаты от миланской казны, а также единовременно триста мер зерна от казны неаполитанской, и что ему, Тициану, пришлось истратить добрую сотню скудо, чтобы заплатить адвокату, который сумеет сдвинуть дело с мертвой точки. Совсем недавно, то есть во время поездки в Аугсбург, император назначил ему пятьсот скудо ежегодной выплаты, которые художник намеревался перевести на имя Орацио, получившего испанское подданство. Что-то не видно было всех этих бенефициев и пенсий. И не столько по причине недоброжелательства со стороны князей и казначеев, сколько благодаря его собственной злой судьбе. Теперь нужно было сделать так, чтобы к императору явилась божественная посланница с указанием, как поступить. Об этом он неустанно молил святую Деву и готов с радостью послать монарху ее изображение, чтобы оно напомнило ему о неблагополучном положении художника и побудило отсчитать нужную сумму.
Франческо де Варгас знал, что Тициану нездоровилось, что он собирался выдать свою дочь Лавинию за юношу, достойного столь порядочной, воспитанной девушки, и понимал, что ему не терпелось узнать, пришлась ли императору по душе «Святая Троица».
Тем не менее в голосе художника звучал сарказм, которого де Варгас не заметил. Тициан резко распрощался с послом, повернувшись к нему спиной; тот смиренно удалился.
Орацио застал Помпонио в доме прелестной вдовушки, и сын явился к отцу без страха. На его угрюмом, выражающем злобное смирение лице лежала грусть. Не склонив головы, он выдержал все громы и молнии над собой, и когда последние грозные раскаты смолкли в облачной дали, не замедлил дать ответ. Он прекрасно понимал характер Тициана и говорил начистоту. Он сказал, что по воле отца попал в семинарию и был предназначен для духовной карьеры, не имея ни склонности к ней, ни малейшего представления о том, в чем она состоит и какие налагает обязанности.

стр 1 » стр 2 » стр 3 » стр 4 »

Рекомендуемые сайты:

• 

Никола Поцца. "Биографическое исследование жизни и творчества Тициана Вечелио". Содержание