Распятие, 1555
Взятие Христа под стражу, 1575

	Распятие, 1558
	Бичевание Христа, 1560

Скончался дож Леонардо Лоредан, но жизнь Синьории продолжалась. Удалив из зала советников, главы Советов Сорока остаются в Сенате одни. Они совещаются, прежде чем во всеуслышание объявить о кончине дожа. После этого колокол Сан Марко бьет девять раз; его звон подхватывают все городские церкви.
Старейший советник Баттиста Эриццо уже сделал необходимые распоряжения о процедуре избрания нового дожа. Уничтожен перстень с личной печатью, которой дож скреплял свои послания и на которой было начертано: «Voluntas Senatus», и немедленно изготовлен другой перстень с гербом дома Эриццо. В канцелярии уже лежат готовые к отправке во все земли Республики письма с оповещением о случившемся. Командующему Арсеналом предписано доставить эти письма по адресам с особыми курьерами. Двери дворца закрыты; обеденный стол накрывают непосредственно в Сенате.
Главы Советов Сорока клянутся, как того требует закон, не покидать дворца вплоть до избрания нового дожа.
Поздней ночью появляются хирурги, чтобы бальзамировать тело усопшего. Работа длится до рассвета. Позже они заявят, что его светлость был весьма худощав и благородной плоти. Из его печени извлечен черный камень; хирурги упомянут также, что у его предшественника, Агостино Барбариго, в печени был обнаружен белый камень.
Наутро в зале Пьовего состоялась церемония прощания с телом покойного дожа. Он лежал на высоком катафалке с крестом и шпагой на груди. Вокруг гроба плечом к плечу собрались двадцать восемь знатных лиц Республики в пурпурных одеждах, и потому пришедшие почтить память усопшего правителя граждане не могли видеть его лицо. Стояла удушливая жара. Похороны были назначены на вторую половину дня, ближе к вечеру. Траурная церемония проходила по площади Сан Марко. Прильнув к окну Старых Прокураций, Тициан с Пальмой наблюдали за процессией.
Дож, словно восковая кукла, с таким же восковым лицом, совершал свой последний путь на плечах восьми прокураторов в красных балахонах. В толпе крестились и говорили: «Как прекрасно его лицо! Будто спит! Господи, упокой навеки душу его».
Чересчур медленное шествие раздражало Пальму, и он поминутно ворчал. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Все лавки были закрыты. Странствующие монахи и братия монастырей Венеции и Мурано тянулись впереди, бормоча молитвы. За ними следовали щитоносцы с гербами, затем мужчины из рода покойного в черных мантиях, прокураторы, главы Советов Сорока в ярко-красных одеждах с шелковыми, похожими на птичьи клювы, капюшонами и с расшитыми дожескими знаками рукавами.
Тициан понемногу различал в толпе знакомые лица: вот папский легат рядом с епископом Никозийским, а вот и Бембо в своем шелковом лиловом балахоне, с белым как мел лицом, остановившимися, устремленными в пустоту глазами и усталой походкой, с молитвенником в левой руке. Вслед за ним под своими штандартами шли послы Франции, Англии, Венгрии. Солдатской походкой прошествовал Тебальди из Феррары, после него Таддео Альбано, посол герцогов Мантуанских, и изысканно одетый посланник Венского двора Адорно. Среди магистратов Тициан увидел совсем исхудавшего Санудо и Контарини вместе с его закадычным другом Андреа Наваджеро, которому предстояло произнести надгробную речь в церкви Сан Джованни-э-Паоло.
Он пытался еще раз отыскать взглядом уже ушедшего далеко Бембо. Наконец, когда вновь зазвучал колокол Сан Марко и гроб завершил траурный круг по Пьяццете, приятели покинули свое наблюдательное место у окна и распрощались. По узким опустевшим улочкам Тициан добрался до мастерской. Во дворе Сан Самуэле он, взмокший и обессилевший от жажды, приник к фонтану с питьевой водой.
Услышав шаги брата, Франческо вышел ему навстречу.
Возле окна на мольберте стояло небольшое новое полотно с набросками двух фигур. Обращенная к зрителю голова одной из них, увенчанная побегом виноградной лозы, освещалась голубоватым светом.
- Это прислал Дзуаниантонио Веньер, - сообщил Франческо. - Тот самый, с которым вы познакомились у Рудзанте в Каннареджо. Он сказал, что вы должны помнить эту работу, и просит докончить ее. Вы ведь помните?
- Помню прекрасно, - с ноткой раздражения в голосе ответил Тициан.
«Но почему, почему, - думал он, - Веньеру не оставить у себя эту неоконченную работу Джорджоне хотя бы в память о ссоре с веронским капитаном, которому так не терпелось заполучить «Прелестную кошку»?

стр 1 » стр 2 » стр 3 »

Рекомендуемые сайты:

• 

Никола Поцца. "Биографическое исследование жизни и творчества Тициана Вечелио". Содержание